ЧУЖЕРОДНОЕ УСТРОЙСТВО
Дон Хуан объяснил, что главные центры жизненности располагаются в шести областях тела. Шестой центр располагается на самой макушке головы. Дон Хуан описывал его как некое энергетическое образование, которое не просто отлично от других центров — оно совершенно чуждо человеку. Это даже не аномалия, а нечто большее. Дон Хуан не захотел подробно объяснить мне это явление, сказав лишь, что видит шестой центр не в форме энергетической воронки, как все остальные центры, а как нечто вроде маятника, ритмичные перемещения которого вперед и назад немного напоминают биения сердца.
— Почему энергия этого центра так отлична от всех прочих, дон Хуан? — спросил я.
— Дело в том, что шестой энергетический центр не совсем принадлежит человеку. Видишь ли, мы, человеческие существа, живем в осаде — если можно так выразиться. Шестой центр был захвачен невидимым хищником. И единственный способ одолеть его — укреплять другие центры.
— Не кажется ли тебе, дон Хуан, эта идея немного параноидальной?
— Ну, тебе, наверное, именно так и кажется, а мне нет. Я могу видеть энергию — и вижу, что над центром, расположенным на макушке головы, она не вращается подобно энергии всех остальных центров. Она колышется, перемещаясь взад и вперед. Это зрелище вызывает отвращение — оно совершенно чужеродное. С другой стороны, я вижу, что у мага, оказавшегося способным победить свое собственное сознание (которое маги называют чужеродной установкой), энергия в этом центре начинает двигаться так же, как и во всех остальных.
- Маги верят, что нашу систему убеждений, наши представления о добре и зле, нравы нашего общества дали нам хищники. Именно они породили наши надежды, ожидания и мечты по поводу успехов и неудач. Им мы обязаны алчностью и трусостью. Именно хищники сделали нас самодовольными, косными и эгоцентричными.
- Но как же они сделали это, дон Хуан? - спросил я, несколько раздраженный его словами.
- Чтобы держать нас в кротости и покорности, они прибегли к изумительному маневру - разумеется, изумительному с точки зрения воина-стратега. С точки же зрения того, против кого он направлен, этот маневр ужасен. Они дали нам свой разум! Ты слышишь? Хищники дали нам свой разум, ставший нашим разумом. Разум хищника изощрен, противоречив, замкнут и переполнен страхом того, что в любую минуту может быть раскрыт.
- Я знаю, что несмотря на то, что ты никогда не голодал, - продолжал он, - ты беспокоишься о хлебе насущном. Это не что иное, как страх хищника, который боится, что его трюк в любое мгновение может быть раскрыт и еда может исчезнуть. Через посредство разума, который в конечном счете является их разумом, они вносят в жизнь человека то, что удобно хищникам. И таким образом они в какой-то мере обеспечивают свою безопасность и смягчают свои страхи.
- То, что выступает против нас - не простой хищник. Он весьма ловок и изощрен. Он методично делает нас никчемными. Человек, которому предназначено быть магическим существом, уже не является таковым. Теперь он простой кусок мяса. Заурядный, косный и глупый, он не мечтает больше ни о чем, кроме куска мяса.
- Каждый человек на этой Земле обладает, по-видимому, одними и теми же реакциями, теми же мыслями, теми же чувствами. По всей вероятности, все люди более или менее одинаково откликаются на одинаковые раздражители. Язык, на котором они говорят, несколько вуалирует это, но, приоткрыв эту вуаль, мы обнаружим, что всех людей на Земле беспокоят одни и те же проблемы. Мне бы хотелось, чтобы ты заинтересовался этим, разумеется, как ученый и сказал, можешь ли ты найти формальное объяснение такому единообразию.
Когда я спустя какое-то время вернулся домой, идея хищника стала одной из наиболее навязчивых в моей жизни. Я пришел к пониманию того, что дон Хуан был совершенно прав насчет них. Как я ни пытался, я не мог опровергнуть его логику. Чем больше я об этом думал и чем больше разговаривал с окружавшими меня людьми и наблюдал за ними, тем более крепло во мне убеждение, что есть нечто, делающее нас неспособными ни на какую деятельность, ни на какую мысль, в центре которой не находилось бы наше "я". Меня, да и всех, кого я знал и с кем разговаривал, заботило только оно.
